Для поддержания милитаристских настроений, идеологии «осажденной крепости» и противопоставления России Западу Кремль уже долгие годы культивирует тему победы во Второй мировой войне, превратив 9 мая фактически в главный государственный праздник.
1. «Воины-интернационалисты»: советские и постсоветские
Определение «воины-интернационалисты» появилось в СССР в ходе Афганской войны (1979-1989). Поскольку в ней за 10 лет (по официальным данным) участвовало более 60 тысяч военнослужащих Советской армии, скрывать это было невозможно, и в советских СМИ возникло это устойчивое выражение. Более того, о том или ином солдате или офицере требовалось писать не «служил в Афганистане», но «исполнял интернациональный долг».
Этот «интернациональный долг», к которому обязывали советских военнослужащих, можно проследить еще от Гражданской войны в Испании (1936-1939), куда было командировано более 1000 военных советников и специалистов из СССР. После Второй мировой войны аналогичное вмешательство советских военнослужащих в конфликты в различных странах стало глобальным – Корея, Вьетнам, Египет, Ангола, Мозамбик, Никарагуа…
«Зарубежные командировки» советских военных были секретными и не афишировались в СМИ. Но они осуществлялись сугубо по государственному приказу. Добровольное наемничество было несовместимо с коммунистической идеологией.
Ситуация существенно изменилась в 1990-е годы. После распада СССР в постсоветских странах возник ряд территориальных конфликтов (Абхазия, Приднестровье, Босния в бывшей Югославии). Но помимо официальных российских «миротворцев», в этих конфликтах параллельно участвовали и совсем новые, неофициальные российские соединения, называвшие себя «добровольцами», «казаками» и т.д.
Идеологически они уже весьма отличались от советской эпохи. Как правило, вместо коммунистической идеологии они исповедовали русский национализм и «православные ценности». Формально эти соединения не подчинялись российским силовым структурам, но фактически это было неофициальное наемничество, позволявшее вовлечь в боевые операции отставников МО и МВД, которые не находили себя «в гражданской жизни».
2. Кадровый резерв: казаки и кадыровцы
Весьма показателен феномен «нового казачества». Как особый, самоуправляемый субэтнос в южных регионах России казаки были фактически ликвидированы большевиками в 1920-1930-е годы. Как замечает казачий историк Александр Дзиковицкий, начавшиеся в 1980-е процессы возрождения казачества «снизу» были быстро взяты под контроль властью.
В 1996 году распоряжением российского правительства был создан «казачий реестр», который превращал казачество из местной этнокультурной общности (донское и кубанское казачество) в «служилое орудие политики Кремля». «Казачьи общины» были зарегистрированы во множестве регионов России, где их традиционно никогда не было – например, в Карелии. К донским и кубанским казакам они могли иметь самое отдаленное или вообще сугубо символическое отношение – но концентрировали в себе отставников российских силовых структур, готовых исполнять «неофициальные» приказы власти.
Другая особая этнорегиональная ситуация – чеченская. Если во время первой российско-чеченской войны (1994-96) большинство чеченцев, и в том числе клан Кадыровых, воевали за независимость Чечни против российской армии, то вторая чеченская война, начатая Путиным в 1999 году, стала опытом их перевербовки.
Многие чеченские повстанцы были поставлены Кремлем себе на службу посредством того, что Чечня получила уникальный статус среди других российских регионов – фактическую самостоятельность во всех своих внутренних делах при подчинении Кадырова лично Путину. Если в 1990-е годы для президентов Чеченской республики Ичкерия Дудаева и Масхадова главной целью была политическая независимость от Кремля, то затем Ахмат Кадыров, а позднее его сын и преемник Рамзан обменяли эту независимость на колоссальные дотации из бюджета РФ – больше, чем получает любой другой российский регион. Этот исключительный статус Чечни подчеркивает всю фиктивность нынешнего российского федерализма.
Идеологическая трансформация чеченской власти (из «сепаратистов» в воинственных сторонников «единства России») напоминает исторический опыт, когда во время Первой мировой войны в Российской армии действовала «Дикая дивизия», сформированная из представителей кавказских народов, которые предпочли службу империи борьбе за собственную свободу.
Подобные формирования, составленные из «кадыровцев», активно применяются нынешней российской властью за рубежом. Например, они были замечены на Донбассе, где в основном выполняют функции «присмотра» за местными боевиками со стороны Кремля, но в прямые боестолкновения с Украинской армией не вступают.
С 2016 года чеченская «военная полиция» участвует в российской операции по поддержке режима Асада в Сирии. При этом, по данным курдской оппозиции, кадыровские боевики воюют также на стороне ИГИЛ. Кадыровская Чечня, таким образом, является для Кремля орудием для «игры двумя руками» в сирийском конфликте. Это характерный признак гибридной войны – в Европе он проявляется в одновременной поддержке Кремлем крайне-правых и крайне-левых сил в целях общей политической дестабилизации.
3. Субъекты имперского реваншизма, которых «нет»
В 2014 году, в ходе аннексии Крыма и оккупации регионов восточной Украины, Кремль продемонстрировал характерную технологию своих агрессивных действий – они осуществляются не напрямую кадровыми военнослужащими Российской армии, но анонимными «зелеными человечками» без знаков отличия. А на все обвинения в применении регулярной армии российская власть отвечает фразой «их там нет».
Этот имперский реваншизм стремится к восстановлению границ бывшего СССР, однако осуществляется уже на основе другой идеологии и технологии. Весьма показательна формулировка, которую использовал Путин в своем президентском послании 1 марта 2018 года. Он заявил: «После развала СССР Россия, которая в советское время называлась Советским Союзом, – за границей ее так и называли, Советская Россия, – если говорить о наших национальных границах, утратила 23,8 процента территории, 48,5 процента населения, 41 процент валового общественного продукта…» и т.д.
Очевидно, что российский президент понимает под «Россией» всю территорию бывшего СССР. Распад СССР он считает «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века» и задачу своей политики видит в попытке ее «исправления». Однако это уже не возрождение советского коммунизма как идеологии – кремлевским миллиардерам она не нужна. Речь идет именно о восстановлении имперских границ и имперского сознания. Причем технологически (как все наблюдали во время «референдума» в аннексированном Крыму) это позиционируется не как инициатива Кремля, но как «воля народа».
Отсюда логически следует ставка Кремля на «неформальные», «добровольные» вооруженные объединения, которые демонстрировали бы эту «народную волю». По такому принципу ныне составлены армии «ДНР» и «ЛНР». Разумеется, они контролируются кремлевскими кураторами, но внешне изображаются как самостоятельные субъекты. В юридическом смысле речь идет о банальном наемничестве, которое, хотя и запрещено российским Уголовным кодексом (статья 359), по факту легализовано и поддерживается властью.
Наиболее известным формированием такого рода в последние годы является ЧВК Вагнера, которая принимает участие в боевых действиях в Украине и в Сирии. Эксперт ICDS Владимир Копчак подробно проанализировал это формирование и его личные связи с высшими кремлевскими чиновниками. Однако гибридная война ведется не только боевым оружием.
4. Кремль как «частная компания»
По схожему принципу, как и ЧВК Вагнера, устроены также информационные спецслужбы Кремля вроде RT. Этот канал не столько выражает официальную точку зрения России, сколько занимается информационными диверсиями в западном мире, выдавая их за «свободу слова». Аналогичными методами действуют и различные «фабрики троллей».
Путинский режим осуществляет подмену привычных государственных институтов системой личных взаимосвязей. Показательно, что сегодня в высшее руководство России входят преимущественно давние друзья и сослуживцы Путина. Таким образом, происходит полное смешение государственных, частных, спецслужбистских и коррупционно-криминальных интересов.
Комментируя нашумевшее отравление в Великобритании бывшего агента ГРУ Скрипаля, журнал Newsweek делает предположение, что оно могло быть осуществлено по самостоятельной инициативе некоего «отряда ликвидаторов», над которым президент утратил контроль. Эта версия представляется не вполне убедительной. Путин, вероятно, вполне контролирует подобные группировки, но этот контроль осуществляется «неформальными» методами, по принципу многоступенчатых личных связей.
Для поддержания милитаристских настроений, идеологии «осажденной крепости» и противопоставления России Западу Кремль уже долгие годы культивирует тему победы во Второй мировой войне, превратив 9 мая фактически в главный государственный праздник. Однако живых ветеранов той войны уже практически не осталось, а пришедшие им на смену (и приравненные к ним в правах) 50-60-летние «ветераны» МВД и КГБ, шагающие на праздничных парадах, звеня «юбилейными» медалями, выглядят не слишком убедительно.
Всякая империя, начиная с Римской, черпает свою милитаристскую легитимность в культе ветеранов. Поэтому, вероятно, в ходе очередного путинского срока начнется нарастающая пропагандистская «героизация» участников различных ЧВК вместо их нынешней «секретности». Причем это вновь будет подаваться не как инициатива власти, а «воля самого народа». Через систему разветвленных личных связей власть будет продвигать на государственные посты послушных представителей этой «новой патриотической элиты», окончательно вытесняя деятелей либеральных и проевропейских взглядов. Милитаризация массового сознания – единственный идейно-психологический ресурс для удержания кремлевской империи.