Различие между прошлым, настоящим и будущим – это только упрямо настойчивая иллюзия
Альберт Эйнштейн
Историческая память о разных, но всё же взаимосвязанных трагических событиях 20-го века стала в последнее время вновь предметом острой политической конфронтации и интенсивных кампаний по дезинформации. Кремль широко известен своей цинично гнусной, зачастую наглой и, таким образом, весьма влиятельной способностью выдвигать многим странам и народам свои необоснованные обвинения и навешивать на них бесстыдные ярлыки, основанные на весьма сомнительных, в основном фальсифицированных или даже просто сфабрикованных исторических повествованиях. Приближаясь к 75-й годовщине окончания Второй мировой войны, неудивительно, что многие заведомо повторяющиеся попытки лживого режима России проецируют и усиливают свои собственные версии и сомнительные интерпретации катастрофических причин и последствий той страшной войны.
Недавно Кремль предпринял несколько примечательных шагов по усилению роли исторической памяти в своей внешней политике, потому что любое “правильное самодержавие” точно знает, как мощные коллективные воспоминания могут быть использованы одинаково эффективно для формирования национальной идентичности, создания противоречивых предрассудков, подпитки пленяющих иллюзий среди населения своей же страны или раздувания смутного хаоса на международном уровне. Поскольку пропагандистский механизм Кремля продолжает в промышленных масштабах распространять во многих странах различные исторические фальсификации, важно сделать аналитический прогноз того, чего еще можно ожидать в его арсенале в 2020 году и в последующий период.
Идеологические линии фронта
Кремлевские идеологи пришли к общему пониманию нескольких важных моментов для планирования и осуществления влияния на историческую память о Второй мировой войне. Это –не какие-то тактические коррективы, а скорее стратегические шаги, которые должны поддерживаться и продвигаться – как это обычно бывает в полузакрытых системах с вертикальной властью – всеми, в том числе и политическими элитами, академическим сообществом, лидерами общественного мнения, журналистами и, следовательно, также широкой общественностью.
Во-первых, основной исторический нарратив Кремля будет основан на сконструированных из предположений воспоминаниях, которые будут тщательно разработаны для замены коллективных, то есть реальных воспоминаний. Последние – эмоционально очень сильны и привлекательны, потому что они естественным образом связаны с людьми, у которых был общий опыт, что неизбежно приводил к общим воспоминаниям, передающихся через время между поколениями и в пространстве между различными регионами. Следовательно, почти невозможно фальсифицировать коллективные воспоминания, но они могут быть заменены некоторой идеологически проверенной конструкцией, которая кажется более привлекательной для последующих поколений. Проще говоря, в мире осталось (а особенно в России) не так уж и много людей, которые могут рассказать и доказать, что именно, так и почему произошло 80 лет назад. Добавьте к этому тот факт, что старые воспоминания угасают и исчезают, а человеческий мозг воспроизводит воспоминания очень избирательно. Таким образом, можно конструировать историческую память на основе предположений. В общем, всё это оставляет плодородную почву для недобросовестных историков и других псевдо-экспертов, спекулирующих неопубликованными (или даже несуществующими?) историческими документами и навязывающими официально утвержденные версии исторических событий. В любом случае, это создает обширную серую зону для правдоподобного отрицания – именно то, что Кремлю нужно для успешного продолжения гибридной войны.
Во-вторых, жёсткое переписывание исторических фактов уже не так эффективно. Широкое разоблачение какого-то вымышленного победного мифа о Красной армии может часто быть даже более опасным и наносить ощутимый ущерб имиджу России, чем потенциальная выгода от какой-то сфабрикованной истории. Кремль будет стараться сместить акцент с неприятных и компрометирующих его фактов. Для этого он будет чаще использовать так называемую технику телескопа, чтоб увидеть более широкую картину, и избегать микроскопических процедур, чтоб не вдаваться в мелкие подробности. Более широкие временные рамки Второй мировой войны станут одним из краеугольных камней такого повествования. Кремль будет настаивать на новой версии, согласно которой мировая война началась уже в 1937 году с военной интервенции Японии в Китай, а не в Польше в 1939 году, как утверждают «евроцентристские» историки. Это дало бы хорошую возможность обвинить «империалистическую Японию» в начале войны, тем самым Кремль надеется расширить общую картину обзора и оставить за рамками многие военные преступления СССР против Польши и стран Балтии.
В-третьих, Кремль активно ищет новых идеологических союзников, которые могли бы его поддержать как в смещении фокуса, так и распространении альтернативной версии о Второй мировой войне. Как уже упоминалось, Китай считается одним из самых могущественных союзников в этой идеологической битве. Чтобы изолировать Европу, Кремль попытается обратиться к Китаю с привлекательными предложениями по синхронизации исторических повествований, основанных на новых временных рамках войны (1937-1945). Это будет означать, что она как началась, так и закончилась именно в Азии. Ссылаясь на роль Красной Армии в освобождении Китая, Кремль может порадовать Пекин соглашением о большей героизации роли Китая в борьбе с глобальным фашизмом. Среди других целевых стран Кремль приложит усилия в работе с Испанией и Грецией, на которых можно влиять из-за горьких и сложных воспоминаний о гражданских войнах и довольно сильной позиции левых политических движений в этих странах. Наконец, Кремль активизирует пропагандистские диалоги с академическими и политическими кругами в Германии, Франции и США, чтобы обсудить совместно целесообразность построения нового исторического нарратива о Второй мировой войне. Было бы слишком наивно недооценивать число симпатизирующих Кремлю в этих странах. Наконец, Израиль был совсем недавно мастерски очарован, взят в разработку и представлен в списке идеологических союзников Кремля.
В-четвертых, Кремль постарается сохранить как можно дольше и использовать как можно чаще тему Холокоста на глобальной информационной повестке дня. Основная идея направлена одновременно на два момента: усиление «неоспоримого» вклада России в разгром нацистского режима (и, следовательно, спасение многих еврейских жизней в Восточной Европе), а также высвечивание, преувеличение и построение искусственных взаимосвязей между различными отдельными случаями коллаборационизма среди населения оккупированных нацистами территорий (и, соответственно, обвинения некоторых наций и даже целых стран в пособничестве Холокосту). Более того, информационно злоупотребляя трагедией Холокоста, Кремль пытается уровнять не только жертв прошлого, но и прировнять антисемитизм с «русофобией» нынешних дней. Новая идеологическая формула, вдохновленная Кремлем, будет как можно более линейной – при полном отрицании непостижимой жестокости и бесчисленных преступлений Красной Армии, а затем и коммунистических режимов в Польше, странах Балтии и Украине, эти страны автоматически, почти безоговорочно и безапелляционно зачисляются целиком в позорный список “сторонников нацистов, пособников Холокоста и антироссийских провокаторов”. Кремль создаёт и поддерживает видение, что нацизм был абсолютным злом, на фоне которого коммунистический режим Советского Союза был гораздо мягче, человечнее и при этом всегда ориентирован на мир. Тем самым Кремль отрицает право многих стран Восточной Европы добиваться справедливости и иметь свой исторический голос о трагических событиях времён Второй мировой войны. Параллельно Кремль продолжит распространять среди западных стран информацию, напоминающую и особенно подчеркивающую действия автократических режимов в межвоенной Польше, Румынии и странах Балтии.
В-пятых, будут вновь проведены впечатляющие кампании по обелению имиджа Советского Союза и России во всем мире путем информационной узурпации 75-й годовщины создания Организации Объединенных Наций и пропаганды вклада Советского Союза в разработку и принятие Всеобщей декларации прав человека в 1948 году. Среди основных смыслов будет особенно подчеркиваться миролюбие и готовность Кремля внести свой вклад в построение более справедливого мирового порядка, в отличие, например, от Версальского договора, который Кремль считает несправедливым и одной из главных причин Второй мировой войны, то есть, по сути, частью “коллективной вины Запада” в случившейся катастрофе. Кампания Кремля по теме ООН будет также сопровождаться освещением 45-й годовщины Хельсинкской Декларации – документа, который должен (по логике Кремля) еще раз подтвердить его справедливость, готовность к мирному сотрудничеству и открытость для дипломатического диалога. Между тем, отрицая свое коммунистическое прошлое, Кремль хочет представить Россию в качестве страны, откуда вышло широкое движение за социальное равенство и эгалитаризм, своего рода страна-источник современной социал-демократии, а это должно найти более широкий резонанс в разных странах по всему миру.
Готовясь к войнам памяти
Почему возникает мало сомнений в мотивации Кремля для достижения своих целей и его полной способности преуспеть во всех действиях по созданию новой исторической памяти о Второй мировой войне? Прежде всего, советскому режиму уже удалось в своё время сместить акцент с нарратива войны на нарратив победы. Это произошло в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века, когда общественное внимание было пропагандистски перенаправлено с человеческих трагедий, страданий и жертв на почитание фарса великой победы и проведение культа государственных торжеств. В настоящее время более 80% россиян связывают Вторую мировую войну исключительно с Днем Победы 9 мая, а не с глобальными катастрофическими событиями, произошедшими 75-80 лет назад. В кремлевской версии национальной памяти нет места для человеческой скорби, коллективного траура или безмолвного горя. Всё это заменено суррогатно оглушительными парадами, поддельными костюмами и искусственной гордостью. Национальная память в России принесена в безгласную жертву имперскому патриотизму.
Кремль видит в этой победе полное оправдание того, чтобы диктовать другим, как теперь интерпретировать причины, события и результаты Второй мировой войны. Он будет рьяно охранять эту монополию на победу, потому что это – мощный символ превосходства. Кремлевский режим знает, что более 70% россиян разделяют позицию о том, что победа во Второй мировой войне принадлежит исключительно России, а не другим странам. Поскольку человеческая память очень избирательна и управляема, Кремль стимулирует тотальное поклонение фальшивому величию победы, которая прославляется в промышленном масштабе различными ритуальными действиями. Все это поддерживается непрерывной милитаризацией образования, повседневной культуры и символов, детских мероприятий, а также вездесущей агрессивной коммуникацией, где полностью игнорируются печальные воспоминания, наример, о массовых поражениях Красной Армии в 1941-1942 гг. Из-за комплекса национальной забывчивости в российском обществе нет серьезных общественных дискуссий о реальной цене этой победы, не говоря уже о вкладе союзников и другой помощи. В противовес западному лейтмотиву «Никогда снова», Кремль пропагандирует «Можем повторить!».
Кремль может добиться успеха также потому, что знает, что отсутствие реального наказания порождает вседозволенность. Поскольку в кремлёвском нарративе о российской национальной идее нет места покаянию и уступкам, вся нация останется заложницей, патологически одержимой прославлением фальсифицированной истории.
Разрушить монополию
Что можно сделать, чтобы бросить вызов Кремлю в исторической памяти? В первую очередь западные политики и лидеры общественного мнения должны признать, что произойдет эскалация войн памяти. Готовность к этому будет полезной. Более того, нужно понять, что Кремль – не просто игрок на игровой доске войн памяти, а он пытается сформировать условия и определить правила этой игры. Кто еще заметно активен в таком масштабе?
Кроме того, не должно быть никаких иллюзий относительно стратегических целей Кремля, поскольку у него нет малейшего намерения преодолеть конфликтные темы и проблемы в новейшей истории, а скорее желание вооружить свои нарративы, использовать их в качестве инструмента в современной политике и международных отношениях, и, следовательно, провоцировать всё больше идеологических столкновений. Кремль знает: когда историческая память становится политикой, проливается кровь.
Поскольку монополия на историю так важна для Кремля, он свято страшится полноценного освещения коллективной сути победы, особенно роли украинцев и белорусов – наций, чьи жертвы все еще находятся в тени советских мифов о Второй мировой войне.
Другим полезным советом было бы понимание того, что безвозвратно прошло то время, когда Кремль отчаянно хотел внимания или уважения Запада к своей истории. Не следует переоценивать посещаемость празднований 9 мая в Москве, хотя это, конечно же, будет очень символичное событие. Тем не менее, лишь одно заметное действие среди многих стратегически запланированных, публично или скрыто выполненных мероприятий и действий по оказанию влияния.
Иллюзия, что чувство коллективной вины можно якобы культивировать в России или даже внедрить в нее извне, — очень опасна и вводит в многих в большое заблуждение, поскольку уничтожение предполагаемых (то есть, идеологически выстроенных) воспоминаний требует огромных усилий для создания полного информационного превосходства над когнитивным пространством в стране. Запад не способен на это сейчас, и вряд ли такое можно представить в ближайшем будущем. Опираясь на сильные чувства и эмоции советской ностальгии, более 70% россиян считают до сих пор свою страну великой сверхдержавой. Такая гордыня не оставляет места для здоровых сомнений в истории или моральной капитуляции России.
Войны памяти не могут быть выиграны экономическими санкциями или военным сдерживанием. Единственное эффективное решение – инвестировать в интеллектуальную силу и умелую дипломатию. На поле битвы исторической памяти нет места для случайных дилетантских ответов нетерпеливых политиков или некомпетентных экспертов. Чтобы бросить Кремлю вызов, требуются глубокие современные знания и реалистическое понимание его намерений и основ конструирования исторической памяти, а также способность делать прогнозирующие анализы характеристик будущих шагов Кремля.