Тема ввода миротворческого контингента ООН на восток Украины в эти дни снова зазвучала громко, хотя сама «мантра» эта довольно старая.
В подготовленном по поручению предыдущего генерального секретаря НАТО Андерса Фог Расмуссена докладе, автор которого – эксперт по вопросам ООН в Колумбийском университете Ричард Гоуэн, отмечено, что в составе миссии ООН в Украине должно быть около 20 тысяч военнослужащих и 4 тысячи полицейских.
Но не из стран-членов НАТО.
„Для миссии потребуется сочетание некоторых европейских стран, таких как Швеция, страны с опытом работы в области поддержания мира, таких как Бразилия, и страны, к которой есть доверие у России, такой как Беларусь“, – отметил автор доклада.
Напомним некоторые простые и очевидные этапы обсуждения этого вопроса и его основные предпосылки.
Главная предпосылка – Россия настаивает, что не является стороной конфликта, требуя от Украины в одностороннем порядке выполнить ее условия: признание политической субъектности т.н. «ДНР» и «ЛНР»; изменения в Конституцию Украины, превращающие ее в федерацию; полная криминальная и политическая амнистия украинским коллаборантам России и участие их в избирательном процессе в местные и центральные органы власти Украины.
То есть это – те условия, ради которых началась и продолжается российская вооруженная агрессия, оккупация и аннексия территории Украины. Украинской власти навязывают условия капитуляции, невыполнимые как минимум по причине того, что такое решение (если оно по какой-либо причине все же будет принято) приведет к острейшему внутриполитическому кризису в Украине, о чем Россия тоже прекрасно осведомлена.
Под эти военно-политические требования создавались «Минские соглашения». Затем начались разговоры о расширении миссии ОБСЕ, которые в своем развитии закончились совершенно бессмысленной с практической точки зрения дискуссией о «миротворцах ООН».
1. Практика введения миротворческих контингентов ООН эффективна в том случае, когда действительно прекращаются боевые действия. В Украине они не прекращены, а есть конфликт низкой интенсивности. По этой логике их следовало бы ввести в Крым и разместить рядом с российскими оккупационными войсками, но тему Крыма все высокие европейские стороны предпочитают старательно избегать, хотя российская агрессия началась в феврале 2014 года именно с оккупации Крыма.
2. Отсутствие в таком возможном контингенте стран НАТО автоматически означает присутствие там российских военных или их союзников по ОДКБ, в первую очередь белорусов. Даже если Россия не будет формально представлена, а гипотетический шведский или бразильский полицейский вряд ли отличит белоруса от русского, да и вряд ли захочет. С военной зрения это делает всю паритетность миссии бессмысленной.
3. Как показывает печальная практика, если конфликтующие стороны почему-то снова решат повоевать (как это часто случалось в Африке), то никакие „голубые каски“ им не смогут помешать, а сами солдаты под флагом ООН становятся легкой мишенью для вооруженных провокаций.
4. Многонациональный миротворческий контингент требует очень высокой управляемости и координации, которую сегодня в состоянии обеспечить только стандарты НАТО, и то, повторюсь, только в мирных условиях. При боевых действиях (Ирак, Афганистан, Сирия) сложность управления увеличивается многократно. Это означает, что пророссийская группировка внутри такого контингента сможет выполнять свои задачи, прикрываясь мандатом ООН, а остальной интернационал будет играть для них роль политического камуфляжа.
5. Открытым остается вопрос «кто за это заплатит?», поскольку само содержание ООН в значительно степени зависит от финансирования США, не говоря уже о финансировании содержания и ротации 20 тысяч миротворцев. А позиция Соединенных Штатов в отношении России вряд ли позволить тратить деньги налогоплательщиков США на такие глупости, если их можно потратить на перевооружение украинской армии. Инвестиции в развивающегося (хотя и очень медленно) геополитического союзника – это Конгресс США поймет и примет лучше.
6. С оперативно-тактической точки зрения миротворческие контингенты возможно отыграли свою роль в прошлом веке. В условиях сегодняшних т.н. опосредственных войн (proxy war) (а война на востоке Украины это именно proxy-war с участием России) никакое количество слабо связанных между собой войск с крайне ограниченными возможностями применения силы (единственным исключением была Корейская война) не гарантирует вообще ничего, и не может уменьшить даже наркотрафик, торговлю оружием и контрабанду.
7. Понятно, что мантра о миротворцах призвана заклинать темные силы Кремля, поскольку именно Россия начала разговор о миротворцах ООН, которые должны поддерживать миссию ОБСЕ (то ест, старая тема на новый лад), чтобы Россия могла избежать санкций хотя бы со стороны стран ЕС.
Украина исключает возможность участия России в будущей миротворческой миссии ООН на Донбассе. Здесь, вероятно, следовало бы вставить слово «любого участия», но это и есть то пространство толкований, которым манипулирует Россия. Разговоры о «миротворцах ООН» в свете вышесказанного следует рассматривать лишь как попытку всех сторон дискуссии более комфортно устроиться в политическом тупике, поскольку выход из него только один – там, где был вход.