Для внешнего наблюдателя зачастую остается непонятным парадокс – одновременно с нарастанием национал-имперской риторики Кремля, внутри самой России власть активно борется с «экстремизмом».
1. Откуда взялся «экстремизм»?
В 1990-е годы, при Ельцине в России термин «экстремизм» практически не использовался – по крайней мере, в юридическом смысле. Разумеется, и тогда существовали ультраправые и ультралевые организации, однако они подвергались преследованиям лишь в случае непосредственного участия в силовых акциях (октябрьские события 1993 года в Москве). Просто «за идеи» государство никого не репрессировало. На Манежной площади в Москве и на Невском проспекте в Петербурге свободно продавались всевозможные газеты и брошюры сколь угодно «радикального» толка.
Возможно, кто-то забыл (а кто-то хотел бы забыть), что Владимир Путин пришел к власти именно как либерал. В декабре 1999 года состоялись выборы в Госдуму, и тогдашний премьер-министр и «преемник» в ночь подсчета голосов посетил штаб не «Единства» или «Отечества» (движений, впоследствии слившихся в партию «Единая Россия»), но либерального «Союза правых сил», выразив тем самым им свою моральную поддержку. В своем первом новогоднем обращении исполняющий обязанности президента заявил: «Свобода слова, свобода совести, свобода средств массовой информации, права собственности – эти основополагающие элементы цивилизованного общества будут надежно защищены государством».
Однако, став президентом, Путин уже с самых первых лет принялся сворачивать эти свободы. Разгром телеканала НТВ (2001), частной нефтяной компании ЮКОС (2003), отмена губернаторских выборов (2004) – по этим шагам только первого его президентского срока уже можно было догадаться о дальнейшей политической эволюции режима.
Но весьма примечательно, что параллельно со сворачиванием либеральных свобод в России был принят закон «О противодействии экстремистской деятельности» (2002). Сам по себе термин «экстремизм» не имеет никакого содержательного смысла, но означает лишь крайнюю (от лат. extremus) степень тех или иных взглядов или методов. Причем определение этой «крайности» может быть весьма произвольным и зависит от позиции власти, которая считает себя идейным «центром».
Например, в 2008 году Путин назвал себя и Медведева «русскими националистами в хорошем смысле слова». Таким образом, сам по себе национализм не является для Кремля какой-то «экстремистской» идеологией. Он обретает «плохой смысл» лишь тогда, когда его трактовка расходится с официальной. Показательно, что в упомянутом выступлении Путин прямо приравнивает «хороший» русский национализм к защите государственных интересов России.
С этих позиций различные неофициальные националистические движения выглядят подозрительно, а если они смеют высказывать какие-то оппозиционные взгляды – их легко могут причислить к «экстремистам». В российский Уголовный кодекс были введены статьи 280 («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности») и 282 («Возбуждение ненависти либо вражды»), по которым чаще всего стали осуждать националистов, причем не только русских. Эти статьи карают не за какие-то насильственные действия, но всего лишь за высказывания (например, критику миграционной политики РФ).
Общее число осужденных по «экстремистским» статьям составляет несколько тысяч человек, причем с 2011 года оно выросло в четыре раза (Коммерсант 19.04.2018). В 2014 году 280 статья УК была расширена пунктом за «призывы к нарушению территориальной целостности РФ». В 2015 году к двум годам лишения свободы по этой статье был приговорен известный татарский общественный деятель Рафис Кашапов. Цинизм этого приговора состоял в том, что осужденный выступал против аннексии Россией Крыма, но оказывается, тем самым он призывал «нарушить территориальную целостность РФ».
В 2013 году российское «антиэкстремистское» законодательство пополнилось также уголовной статьей 148 об «оскорблении чувств верующих». Она стала очередным инструментом насаждения в России клерикальных настроений. «Духовные скрепы» (выражение Путина) фактически заменили официальную коммунистическую идеологию эпохи СССР. Эта статья с очевидностью противоречит конституционному принципу светского характера государства, однако Конституция РФ по своей значимости стала напоминать Конституцию СССР, где множество декларируемых свобод никак не соответствовали реальному бесправию граждан.
Основным методом «борьбы с экстремизмом» в нынешней России является полицейский мониторинг социальных сетей, преимущественно «ВКонтакте». Административные и уголовные дела возбуждаются не только за собственные тексты самих авторов, но даже за репосты и лайки. Даже хранение «экстремистских» картинок в закрытом альбоме может быть квалифицировано как «пассивное распространение» и повлечь за собой приговор на 2 года, хотя и условно (Соль 16.04.2018).
Эта «борьба с картинками» часто приводит к откровенному абсурду. Например, ФСБ обвинила пользователя, опубликовавшего известную фотографию московского парада 1945 года, в «демонстрации нацистской символики», и суд действительно признал его виновным (Навальный 06.02.2018). Очень распространены случаи судебных дел над теми, кто публикует сатирические изображения лиц действующей власти, используя нацистскую символику – в итоге самих публикаторов обвиняют в «пропаганде нацизма» (Свобода 09.03.2017, Сова 01.06.2017, Знак 14.07.2017).
«Центры по борьбе с экстремизмом» при российском МВД и соответствующие подразделения ФСБ фактически превратились в цензурные ведомства. Комиссия Совета Европы давно рекомендует российским властям «пересмотреть определение экстремизма в федеральном законе о противодействии экстремистской деятельности для обеспечения того, чтобы оно распространялось лишь на серьезные случаи, связанные с ненавистью и насилием» (Интерфакс, 07.06.2016). Однако российская власть принципиально игнорирует эти рекомендации.
2. Как государство инкорпорировало правых и левых «ультра»
Популярность националистических идей в России в 2000-е годы нарастала вместе с ростом нефтяных доходов, которые вновь пробудили «великодержавную» пропаганду. Однако государство относилось к национализму сугубо инструментально. В начале второй чеченской войны, особенно после взрывов жилых домов в Москве (1999), власть сама откровенно разжигала ненависть к чеченцам как таковым. Но после прихода к власти в Чечне лояльного Кремлю клана Кадыровых (2003) эти настроения стали считаться «экстремистскими».
В ходе российско-грузинского конфликта (2008) в российской пропаганде произошел всплеск антигрузинских настроений, а с 2014 года место официальных «врагов» прочно заняли украинцы, европейцы и американцы. Показательно, что сегодня на политических ток-шоу российского ТВ по отношению к ним можно использовать сколь угодно оскорбительные выражения, но неизвестно ни одного случая, чтобы какой-нибудь российский суд возбудил за это дело о «разжигании межнациональной розни».
Зимой 2011-2012 гг. во многих российских городах проходили массовые митинги протеста против фальсификаций на думских выборах, а также против заявленного тогда возвращения Владимира Путина на президентский пост. В этих митингах участвовали и некоторые националистические движения. В 2012 году сформировался Координационный совет российской оппозиции, объединивший либералов, националистов и левых. Вероятно, эта гражданская самоорганизация чрезвычайно встревожила власть, и она приложила все усилия, чтобы расколоть это объединение.
Самым сильным ударом по российской оппозиции стала аннексия Крыма в 2014 году. Существенная часть националистов, левых и даже либералов поддались нео-имперской пропаганде и поддержали «возвращение Крыма в родную гавань». Протестные настроения 2011-2012 гг. тем самым были ликвидированы.
Что касается националистов, то в процессе официальной «возгонки патриотизма» о них вообще стало невозможно говорить как о каком-то самостоятельном движении. Если в 1990-е и 2000-е годы использование термина «русофобия» было маркером именно националистических сил, то сегодня он звучит на крупнейших телеканалах и в речах высших государственных чиновников. Таким образом, националистическая риторика оказалась полностью поглощена властью.
Из националистических групп, которые не поддались влиянию пропаганды, но напротив, заняли проукраинскую и проевропейскую позицию, можно назвать Национально-демократический альянс Алексея Широпаева и Ильи Лазаренко. Но это исключение является скорее не партией в привычном понимании, а сетевым клубом, не имеющим политических перспектив в нынешней России.
Левые силы в России традиционно представлены КПРФ, которая полностью поддерживает внешнеполитический курс Кремля, критикуя лишь внутреннюю экономическую политику правительства. КПРФ по своим идеям и кадровому составу является лишь инерционным осколком КПСС. Попыткой создать «новую левую силу», которая объединяла бы активистов нового поколения, стал Левый фронт, организованный в 2008 году. Эта организация принимала активное участие в оппозиционных акциях 2011-2012 гг., за что многие ее участники впоследствии преследовались властью. Лидер Левого фронта Сергей Удальцов провел в заключении более 3 лет, с 2014 по 2017 г. Но трагический парадокс состоит в том, что даже будучи несправедливо осужденным, он из колонии все равно поддержал кремлевскую власть в ее агрессии против Украины.
Видимо, даже у «новых левых» в России проявляется старая патерналистская традиция, выраженная в поговорке «царь хороший – бояре плохие». Эту же традицию можно наблюдать и в различных социальных протестах последних лет (дальнобойщики, проблема мусорных полигонов и т.д.) – россияне массово критикуют коррумпированных чиновников, но столь же массово голосуют за Путина.
Исторической попыткой соединить правых и левых «ультра» в России была Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова, возникшая в 1990-е годы. Тогда это выглядело как маргинальный эпатажно-креативный проект, но впоследствии он был всерьез инкорпорирован властью, и сам бывший «радикальный оппозиционер» Лимонов ныне поддерживает Путина. Официально Кремль не заявляет никакой «государственной идеологии», но фактически он «гибридно» воссоединяет советское и нацистское наследие. Ностальгия по СССР сочетается с реваншистским мировоззрением, свойственным Третьему рейху в 1930-е годы. Нынешний пропагандистский мем «лихие 90-е» – это прямой аналог «Веймарской республики», на смену которой пришел несменяемый «национальный лидер» и «поднял страну с колен».
Никаких «правых» и «левых» как самостоятельных политических сил в сегодняшней России не существует. Для всех, кто пытается заниматься политикой, есть лишь единственный критерий – лояльность к власти. Если она есть – вы можете высказываться о чем и как угодно, ни один суд не сочтет это нарушением закона. Но если вы критикуете власть – вас легко назовут «экстремистом».
3. Технология «воли народа»
Пропаганда как главный инструмент гибридной войны нацелена не только на «внешнего противника». Основной ее жертвой является само население страны-агрессора, у которого напрочь ликвидируются все естественные демократические потребности. Они подменяются симулякром «воли народа», которую транслирует власть.
Эта технология успешно применяется все путинские годы. Сначала идет массовое пропагандистское нагнетание нео-имперских настроений, а затем власть оправдывает свои политические шаги этой «волей народа». В случае с аннексией Крыма все выглядело именно так – ее изображали результатом добровольного выбора самих крымчан, который был поддержан массовыми митингами по всей России. А то, что политическое решение о вооруженном захвате полуострова было принято за месяц до крымского «референдума» в Кремле – этот факт словно бы забывался…
То же касается и расхожих ныне в России антизападных настроений. Сначала их годами накачивают телепропагандой – а затем власть в своей политике будто бы лишь следует за «волей народа». С поверхностной точки зрения это выглядит даже демократично. Если не замечать, что сегодня в России уничтожены все базовые принципы демократии. Свободных выборов мэров и губернаторов не существует, реальная конкуренция политических сил отменена, вместо нее действует абсолютно предсказуемая «вертикаль власти». Ее характерные черты – игнорирование интересов общества, возрастание всевозможных запретов и склонность к силовым методам решения проблем.
Парадоксальным образом, сама российская власть и внутри страны, и в международной политике воспроизводит собой тот самый образ «экстремиста», с которым она вроде бы борется. Здесь вспоминается апокрифическая фраза, приписываемая Черчиллю: «Фашисты будущего назовут себя антифашистами». Но похоже, окружающий мир еще так и не разобрался – как на это реагировать…